История правдивая, и абслютно невероятная
Мой папа был страстным футбольным болельщиком. Имена Пеле, Гарринчи, Эдуарда Стрельцова, Валерия Воронина произносились в нашем доме так часто, будто они были членами нашей семьи. Папа заразил меня футболом. Он на полном серьёзе обсуждал с маленькой девчонкой “пас пяткой”, “удар в девятку", “сухой лист” Лобановского и “бразильскую систему”.
Эта история случилaсь кoгда мы жили в Чите. Самое начало 70-х. Брежнев, застой, “железный занавес”. Закрытый город, где большинство населения—военые и их семьи. Улица Ленина. Два квартала влево от неё—тайга, два квартала вправо—тайга.
Ура! Нам провели спутниковое телевидение: теперь мы можем смотреть передачи из Москвы. Мы можем смотреть НАСТОЯЩИЙ футбол!
И я—влюбилась. Это была любовь с первого взгляда: немецкая сборная и её капитан Франц Беккенбауэр. Кайзер Франц—Король!—был великолепен. Гибкий, стройный, лёгкий, невероятно умный на поле. А как он был аристократически красив... Я смотрела на его игру как на магическое театральное действо. Всегда улыбка: “Я всё знаю про эту удивительную забаву—и никто меня не обыграет!”
Я поступиа в институт. Английский факультет. Второй язык—немецкий. Познакомилась с девочкой Сашей. О, чудо, она тоже любит футбол и Кайзера.
И у нас появилась идея. Но сначала надо было хоть немного выучить немецкий. Все студенты нашей группы немецкий ненавидели и презирали. Но не мы с Сашей. Мы были лучшими, занимались истово, и очень скоро могли сносно говорить и писать на немецком.
Наконец-то мы сможем сделать ЭТО: написать письмо Францу Беккенбауэру.
И вот что мы написали:
“Уважаемый Герр Беккенбауэр, пишут вам две пожилые женщины из далекой Сибири (СССР). У нас есть внуки—они хулиганы и не слушают маму, папу и бабушку. Но они очень любят футбол, и Вы—их любимый игрок. Помогите нам, дайте нашим внукам совет—Вас они послушаются.
С уважением…”
Ох, как мы веселились, как были горды своей задумкой. Это был настящий кайф, как сказали бы сейчас.
Саша купила конверт, и своим красивым почерком подписала: “Германия, Мюнхен, ‘Бавария’, Франц Беккенбауэр” (на деревню дедушке).
Мы бросили конверт в почтовый ящик и, довольные собой, забыли о письме. Помните, я была дочерью военного и очень хорошо знала значение слов “цензура”, “особый отдел” и пр. Именно поэтому мы были уверены, что дальше мусорного ящика на ближайшей почте наше письмо не пойдёт. Да это и не важно: главное—мы это письмо написали!
Прошло два или три месяца. Как-то поздно вечером у нас раздался стук в дверь. Я побежала дверь открывать—там стояла наш почтальон, тетя Маша. В этом не было ничего удивительного. Она многие годы разносила почту в нaш дом и любила приносить письма “лично в руки”. Но в этот раз удивительно было выражение её лица—смесь ужаса, изумления, неверия, и ожидания чего-то. В руках у неё был большой сверток в глянцевой бумаге “не нашего” качества. “Вам посылка… из Германии… ЗА-ПАД-НОЙ…”—сказала она, заикаясь. Сейчас я понимаю, что это была первая в долгой тёти-Машиной жизни “импортная“ посылка.
В своей комнате я открыла эту посылку. Мама моя дорогая!!! Там был огромный перекидной календарь на замечательной бумаге с фотографиями игроков “Баварии“: Мюллер, Нетцер, и, конечно, Король во всём великолепии. Был ещё набор открыток, где был только Беккенбауэр, с его автографами. И среди всей этой прелести было письмо на фирменной бумаге (мы долго потом с Сашей переводили его):
“Милые Фрау, мне очень лестно, что в далекой Сибири знают и любят немецкий футбол. Спасибо Вам за письмо. Внукам своим передайте, что если они будут хорошо учиться и слушать родителей, а особенно бабушку, это поможет им лучше играть в нашу любиую игру и добиваться хороших результтов. С уважением, ФРАНЦ БЕККЕНБАУЭР”.
Мой милейший, добрейший, самый любящий папа никогда не кричал на меня так, как в тот вечер. Я думаю, что генетическая память тут же нарисовала ему ГУЛАГ, арест, разжалование, ссылку семьи. Однако, к нашему удивлению, наш сосед—папа Валерки Маринина и, одновременно, начальник Особого Отдела, по-прежнему улыбался мне при встрече и, как всегда, говорил: “Мила, когда ты уже подтянешь моего оболтуса по математике?”
Прошли годы. Мы перехали из Читы в Ленинград. Моё сокровище переехало с нами.
Пришёл Горбачёв. Он открыл границы. Мы решили эмигрировать в США. И тут встал вопрос: что мы можем взять с собой? Конечно, самую малость. И, конечно, какие-то “бумажки-картинки” не могут занимать место в багаже где каждый грамм на вес золота.
Я раздала все своим друзьям.
Сейчас, оглядываясь назад, безумно жалею об этом.
Но не только жалею. Я до сих пор думаю и не перестаю изумляться какому-то чуду: как наше “на деревню дедушке” письмо прошло советскую цензуру и пересекло границу? Как это письмо дошло до Мюнхена и нашло своего адресата? Кто прочитал наш опус и кто решил написать ответ? (Конечно, не сам Кайзер—но ведь кто-то из его агентов, помощников). И как это письмо из ЗА-ПАД-НОЙ Гремании добралось обратно до маленького советского города? Я никогда не узнаю ответы на эти вопросы. Но тогда я поверила, что чудеса случаются. И верю в них до сих пор.
И до сих пор, когда вижу Короля—седого красавца—на футбольной трибуне или вместе с новыми, молодыми игроками—моё сердце замирает, как у той девчонки-подростка из далекого сибирского городка.
Recent Comments